Как мы отвергаем друг друга

Давайте поговорим о связке «идеализация-обесценивание». Это когда объект сначала на «ероплане», а потом, в силу некоторых обстоятельств, — в помойной яме.

Начинается все сладко.

Неважно, в кого: в мужчину, женщину, блогера, страну или ресторанчик.

Влюбившись, мы словно бы садимся напротив и начинаем смотреть на объект обожания влажными страстными глазами. Мы ждем. Ждем мы ответной страсти, конечно, а еще мы ждем, что он будет соответствовать.

От любимого человека в рассматриваемом случае мы ждем соответствия следующему списку:

Это похоже на то, что если бы у нас были красные и черные лоскутки. Красные это любовь, черные – это гнев, агрессия и прочее вполне человеческое. На любое движение любимого существа мы извлекаем из воздуха красный шелковый лоскуток, шепчем, гладим и умиляемся, складываем в специальный ящичек. Вот смотри, показываем мы ему: что бы ты ни сделал, все хорошо, у меня для тебя только красные, такие красивые и нежные лоскутки…Их уже целый ящик!

А агрессию мы прячем. За спину, в ящик с черными лоскутками. Настоящие отношения – это не сладкие воркования голубков, там есть и раздражение, и обиды, и гнев, и ярость. Но в этом случае мы их не показываем, или показываем на секунду, а потом снова прячем. Но копим, копим, «да нет, я не обиделась, все нормально», «нет, я не злюсь на тебя, что ты, малышка», и складываем, складываем за спину, в «черный» ящик.

А ведь в отношениях должно быть место недовольству и агрессии, их можно и нужно научиться выпускать маленькими порциями, иногда входя в управляемый конфликт.

…Бойтесь слишком больших восторгов по отношению к себе со стороны партнера и наоборот, да и вообще – восторгов и придыхания, там нет трезвого взгляда на вещи; бойтесь умильного сюсюканья и лести; бойтесь «ты хороший, я знаю», «ты самый замечательный», «ты самая лучшая»; бойтесь «я же тебя люблю, а ты!». Слишком сладкого, счастливого, пьянящего, идеального. Бойтесь, когда связь соответствует «синдрому Бриджит Джонс»: 29 смсок в день, в каждой «любимая», а если нет, то это предмет разборок, скорби и огрвыводов. Вслед за этой псевдолюбовью очень часто рано или поздно придет истинная ярость и отвержение, если вы напишете всего 28. Разочарования вам не простят.

Бойтесь, когда говорят – ты меня разочаровал (а). Это значит, было очарование великой силы, и что там про вас было понапридумывано, Бог его знает.

Я была по разные стороны этой чудной истории. Меня ставили на пьедестал, и я ставила. На пьедестале стоять очень утомительно, признаюсь вам: ни почесаться, ни устать ты не имеешь права. Перед тобой сидит влюбленное существо, а перед ним стоит ящичек с красными шелковыми лоскутками. Ты раздражаешься – на это тут же вытаскивают красный лоскуток и говорят: ты просто устала, отдохни; ты докапываешься до пустого места и вообще ведешь себя как свинья – на красном лоскутке любовно пишут «малышка» и складывают в ящичек. То же самое делала и я, и мне остается только посочувствовать и попросить прощения у тех, кого утомляла непомерными, перечисленными выше ожиданиями.

Так ведь, раз так терпеливо ждут и так страстно требуют, значит, не все равно, значит любят же? — скажете вы.

Ага, черта с два.

Загляните этому идеализатору за спину.

Там стоит не ящик – а ящище с мерзкими черными тряпками.

У пусечки копилось. Такая пусечка все сечет, каждое слово, взгляд и жест. Все куда-то там себе записывает, перед вами трясет красной нежнейшей тканью, за спину прячет опаленный сначала разочарованием, а потом и ненавистью черный лоскут. Твое простое «не хочу» в ответ на предложение выпить кофе заставляет их заливаться слезами или рвать отношения, и складывать, складывать в ящичек за спиной черные лоскутки…Чтобы в один непрекрасный момент вывалить их под ноги бывшему любимому – знай, сука!

И когда вам все обрыднет и больше не хватит сил тащить на себе груз чужих ожиданий, или вы просто- просто не спохватитесь вовремя и нечаянно облажаетесь… Например, не угадаете в который раз настроение пусечки, или упорно «не хочете» жениться на пусечке же…Ну и не можете или не хотите вот этого: будь со мной всегда ты рядом; я это ты, ты это я; я узнаю тебя из тысячи и прочее нечеловеческое…А вы просто человек, обычный, и эта неожиданная истина вдруг предстала перед вашим партнером во всей разочаровывающей ясности, и тогда…

Вот тогда вам выкатят предъяву размером с Саяно-Шушенскую ГЭС.

Не, не сознательно в большинстве случаев и не специально. Просто у таких пусечек полярное мышление. Или красное- или черное. Или ты говнюк, или ты принц. Удерживать в сознании оба полюса – значит, научиться осознавать тот факт, что перед тобой реальный, совсем обычный человек и ничто человеческое ему не чуждо; уважать его границы, и одновременно ощущать свои.

Многополюсное, а не полярное восприятие позволяет нам быть терпимыми к недостаткам других, реально и трезво оценивать отношения. Позволяет поддерживать продолжительные связи с любимыми и друзьями, прощая им многие вещи, не ожидая от них того, что они не могут дать, и, внимание, — к себе тоже относиться с терпением и не ждать от себя великих свершений, а просто делать, что получается. А это, в свою очередь, позволяет научиться быть расслабленными и терпимыми…

Ну а пока или красное. Или черное. Ты либо на аэроплане, либо в помойной яме.

В таких отношениях ты как партнер и как человек ничего не значишь; тебя не видят и не знают настоящего; ты оцениваешься по степени соответствия внутренним нереальным ожиданиям. Фактически ты ходячая функция по обеспечению ощущения внутренней безопасности своего партнера, и если ты эту функцию не выполняешь в должной мере, тебя сначала мучают требованиями из списка, потом выкидывают вон. От этих отношений всегда остается привкус лжи: еще бы, вам лгали, улыбаясь, столь долгое время, вами восхищались и клялись в любви. Вы думали, что все хорошо, а все оказалось плохо, и плохо было уже давно. Перед вами возникает разъяренная, мстительная и злопамятная фурия, и вы долго будете делать вокруг себя искательные движения руками: «Все куда-то девалось, ничего не осталось».

Таких клиентов в терапии можно и нужно проводить через ряд терпимых маленьких разочарований. Терапевту, особенно начинающему, легко поддаться на обожание и восхищение в глазах клиента: ведь фигура терапевта и так обладает особенной аурой, а если клиент склонен к идеализации, то он меньше всего ожидает услышать от вас «не знаю» или «не понимаю». Следовательно, будет большой соблазн на сессии с этим клиентом все «знать и понимать», пока вы не обнаружите, что перед вами тот самый непомерный список, смотри выше. Расплата за несоответствие идеальному образу будет неожиданна, велика и с садистическими компонентами, — так же как и в его отношениях с другими людьми.

Здесь нет возможности говорить о травмах, обуславливающих эту связку и заставляющих нас раз за разом каждые наши отношения сначала идеализировать, а потом обесценивать. Это предмет работы в терапии, а не обсуждения в блогах.

Единственное, чем я могу помочь попавшим в эту связку и рушащим одни отношения за другими: попробуйте не идеализировать партнера в начале отношений и не обесценивать его, когда что-то не получается. Будьте мягче, терпеливее и…честнее и с собой, и с партнером.

PS: список требований соответствует списку того, что ждет от матери ребенок возраста до полутора лет.

Источник: creu.ru

Осиные страсти (Часть 45)

Понедельник С момента нашей последней ссоры с мамой, она пребывает в образе обиженной и оскорбленной жертвы обстоятельств. Для меня это самая тягостная пора, потому что продолжительность этого состояния у неё не зависит ни от каких объективных факторов, и я каждый день звоню маме с надеждой на то, что «вот сегодня она уже, наверное, вышла из образа», но все мои надежды разбиваются об её холодный высокомерный тон.

Из-за этого мои ежедневные неоднократные, но малосодержательные звонки являются для меня некой обузой, потому что длятся они не больше минуты и заканчиваются, как только у меня истекает перечень вежливых вопросов маме о её самочувствии, настроении и всём таком прочем. Разговоры строятся по следующей схеме:

Здравствуй, мам! – в расчёте на благополучный исход моё приветствие звучит задорно, весело и многообещающе.

Здравствуй, – сухой, совершенно не окрашенный эмоциями тон.

Как твои дела? – спрашиваю я, и сквозь чуть наигранное ликование пробивается надежда на распространенный ответ.

Хорошо, – издевательски-вызывающе говорит мама. В ответе подразумевается следующий смысл: «У меня, конечно, всё плохо, но так как тебе, как впрочем, и всем остальным, всё равно…»

Как себя чувствуешь?

Отлично, – скептически говорит мама. Подразумевается: «Ну, как можно себя чувствовать в пятьдесят восемь лет? Да при моих хронических болячках?»

Прекрасно, – раздраженно отвечает мама. Скрытый подтекст: «Что за издевательские вопросы? У меня всё болит, погода – отвратительная, дочь у меня – предательница, дачный сезон никак не открывается из-за погоды… Какое может быть настроение?»

Ничего! – откровенно и возмущенно. «Что у меня может быть нового? У меня каждый следующий день похож на вчерашний! Да если и было бы что-нибудь, всё равно тебе бы не рассказала…»

Ну, ладно, мам, – я не скрываю уже своего разочарования от разговора. – У меня тоже всё хорошо. Я тебе позже позвоню…

Можешь не утруждаться!

Разговор окончен. При этом практика показывает, что попытки выровнять ситуацию фразами типа: «Мам, ну хватит дуться!», «Мам, может, поговорим?», «Мам, ну хватит сердиться, ты же мучаешь нас обоих», только усугубляют ссору. В случае с моей мамой есть только два выхода из ситуации:

Заболеть настолько серьезно, чтобы она испугалась за мою жизнь. Тогда мама моментально сменит гнев на милость и начнет истово заботиться обо мне (однажды таким нехитрым способом был разрешён затяжной многомесячный конфликт). Проблема в том, что заболевать на заказ я не умею, а стоять на сквозняке с мокрой головой в ожидании менингита – это глупость. Так что первый способ отпадает.

Терпеть и ждать, когда само пройдет. Что я и делаю…

Вторник

Я решилась на серьезный разговор с Катериной, для чего пригласила её на очередную прогулку на нейтральной территории – в парк.

Тему разговора я мысленно сформулировала для себя так: «Ты – взрослая девочка, и пора уже действовать соответственно возрасту».

Катя выглядела похорошевшей и посвежевшей, несмотря на то, что снова нацепила на себя свои несуразные старые шмотки. Она даже была чуть подкрашена, по крайней мере, тушь на ресницах и помада на губах явно говорили о том, что хотя бы минут пять она потратила на макияж. И самое главное, идя ко мне навстречу, Катерина… улыбалась! И при этом активно жевала ядрёную мятную жвачку, которая, как известно, предназначается обычно для того, чтобы перебить запах любого алкоголя.

Давно я не видела такой улыбчивой. Тебе очень идет… – сказала я вместо приветствия.

Спасибо, я и чувствую себя по-другому.

Как съездила? – спросила я, имея в виду спонсированную мною поездку к бабке-целительнице для снятия порчи. Кстати, Мишке я так и не решилась сказать правду о том, куда потратила сто долларов. Соврала, что на новые шмотки. В качестве платы за ложь я два дня слушала его ворчание на тему того, что если всю зарплату тратить на еду и шмотки, мы никогда ни на что не накопим. «Прости, Котенок, я знаю, что ты прав, но иначе сейчас не могу: если скажу правду, будет ещё хуже», – думала я, а вслух понуро качала головой и обещала впредь быть экономней.

Съездила отлично. Милая такая бабушка. Обвешала меня образками, окурила благовониями, начитала молитв и велела повесить на шею вот этот маленький мешочек, который будет хранить меня от чужого дурного глаза. Не то чтобы я сильно поверила в это, но уже по пути домой мне стало легче. Знаешь, как будто черная полоса закончилась: электричка пришла на двадцать минут раньше, сразу, как только я к платформе подошла, я даже не успела билет купить. Приготовила деньги на штраф, а контролёров не было. Созвонилась с девчонками на работе – вроде обещали заказ организовать на неделе… Кажется, жизнь налаживается…

Я рада, Кать, хотя по-прежнему считаю, что ты склонна к самовнушению.

Ну и ладно. Ты о чем хотела переговорить? – спросила она и заглянула мне в глаза.

Да так, – я замялась, не зная с чего начать. – Слушай, вон кафешка маленькая. Я ужасно хочу пить, да и присесть не откажусь, а то весь день на ногах. Давай зайдем?

Давай, – неожиданно покладисто согласилась Катя.

Мы вошли в маленькое уютное кафе, заняли столик у окна и принялись изучать меню.

Я возьму чай зелёный с пирожным, – задумчиво проговорила я, водя пальцем по бесконечному перечню всяких вкуснющих напитков, напечатанному мелким шрифтом.

А я – рюмочку коньячка с лимончиком, ты не возражаешь? – спросила Катерина, не поднимая глаз от меню.

Не возражаю, – осторожно сказала я и, чуть помедлив, добавила. – Катюш, а в каких ты отношениях с алкоголем?

Ну-у-у, я заметила, ты к нему не равнодушна…

Ты с мамой моей поговорила, что ли? – Катя сразу выбрала лучшую тактику защиты – нападение.

При чем здесь твоя мама?

Моя мама давно записала меня в алкоголички, – усмехнулась Катя.

А оснований для этого нет?

Знаешь что, – Катерина звонко захлопнула меню. – Я, пожалуй, пойду… Если ты хотела поговорить на эту тему, то разговора у нас с тобой точно не получится.

Стой, – я испугалась, что она действительно уйдет. – Не надо уходить. Сбежать – это не выход. Давай поговорим.

О чем поговорим? Разве ты не понимаешь, что унижаешь меня своими вопросами! Я что, пьяная приползла к тебе на встречу? Или ты сделала выводы о моих проблемах с алкоголем на основании того, что я на вечеринке выпила пару бокалов «Мартини»?

Пару бутылок, ты хотела сказать…

Я не поняла: тебе жалко? Ты считала? Ты меня блюла, что ли? Как маленькую меня выгуливала? Следила, чтобы я «каку» в рот не взяла? Ты матерью Терезой на полставки подрабатываешь? Решаешь чужие проблемы? Ну, так вот, к твоему сведению: у меня проблем нет, – Катя вспылила и заговорила на повышенных тонах.

Я дала знак официанту, чтобы он пока не подходил.

Успокойся, Кать, твои агрессивные вспышки здесь совершенно неуместны. От тебя пахнет алкоголем, поминутно меняется настроение, ты в каких-то затяжных депрессиях постоянно… Я тебя не узнаю. Ну и что мне думать-то? Я же позаботиться о тебе хочу…

Я что, попросила тебя о помощи? Мне твоя забота на этот счет без надобности…

Ты грубишь. Не надо.

А ты унижаешь меня… Я не обязана ни перед кем отчитываться… Тем более перед тобой.

Знаешь что! – теперь уже вспылила я. – «Я не обязана! – Я не обязана!» В твоем возрасте ты уже кое-что делать обязана! Например, нести ответственность за свои поступки. У меня ощущение, что только ты не осознаешь, сколько тебе лет и сколько из этих лет прожито впустую. Все вокруг с тобой нянчатся, и ты привыкла к этому, как будто, так и должно быть. А ты сама уже могла бы нянчить своих детей!

Вот спасибо, дорогая! А то я уже начала забывать о своей внутренней травме после аборта. Спасибо, что не даешь забыть! – ерническим тоном заговорила Катя, и глаза её в этот момент пылали искренней ненавистью. – Я ухожу!

Я не это имела в виду. Вот только не надо включать жертву! – спокойно сказала я, рассчитывая, что этот тон охладит Катино негодование. – Я это ненавижу…

Если ты пару раз мне помогла, то значит, имеешь право читать мне проповеди? Как бы не так! Ничего мне от тебя не нужно! Верну я тебе твои скрёбанные деньги.

Успокойся! При чем здесь деньги? Я что, попрекаю тебя деньгами?

Ну, как же! Посмотри на себя! Да ты кичишься собственной успешностью! Приехала научить свою сестру-неудачницу жизни? Такая вся расфуфыренная, идеальная, отглаженная, в стильном костюмчике, с хорошей должностью, на машинке приехала, в кафешке поесть захотела! Она устала! Целый день бумажки перекладывала! А после работы дает мастер-класс: как быть суперженщиной, как разбираться в шмотках, как обойтись без алкоголя! Спасибо, конечно, но я как-нибудь обойдусь без твоей показательной благотворительности…

Ты перегибаешь палку, – мне уже не удавалось сохранять спокойствие.

Да ты помогаешь мне только для того, чтобы потом чувствовать себя филантропкой. Чтобы потом самой себе сказать: «Вот какая я хорошая, помогла сестре!» Ты это делаешь в целях собственного твоего любимого PR-а. Чтобы вырасти в своих глазах! Это всё не безвозмездно! Во всем есть своя корысть!

Кто? Ну, кто тебе сказал, что мне нужны твои уроки жизни? Кто тебе сказал, что я хочу быть на тебя похожей? Да меня тошнит от тебя!

Ну, что Катя? Я уже двадцать пять лет Катя!

Вот именно! Двадцать пять лет!

Мы стояли друг напротив друга, обе взбешенные, пылающие негодованием и готовые вцепиться друг другу в волосы. Из-за барной стойки за нами с интересом наблюдал весь персонал кафе и парочка только что прибывших посетителей. Я взяла себя в руки и, пряча свой гнев за дрожащий от возмущения тон, тихо сказала:

  • Ты только что наговорила мне страшных вещей. Что с тобой? Откуда столько ненависти? Откуда в тебе эта злость? Я готова забыть всё, что тобой сейчас сказано, и списать это на состояние аффекта, если ты скажешь мне здесь и сейчас, что погорячилась и в действительности не думаешь так…

Катерина, выслушавшая мой монолог с ледяным спокойствием, не моргая, глядя мне в глаза, усмехнулась и абсолютно мирным тоном, четко выговаривая каждый слог, каждую букву, каждый звук, сказала:

После чего развернулась и ушла.

Я обессилено села за столик и закрыла лицо руками. Вежливый официант корректно выдержал паузу и осторожно спросил:

Могу я принести вам воды?

Да, спасибо, – я почувствовала, что во рту у меня пересохло. – Извините за сцену, которую мы вам тут устроили.

Ничего, даже хорошо. На скандальчик всегда заглядывает парочка-тройка любопытных посетителей. Нам от этого только лучше, – улыбнулся официант. – Кстати… Простите, если я лезу не в свое дело, но мне показалось, что ваша подруга несколько не в себе. Может, во избежание эскалации конфликта лучше прекратить общение с этим неуравновешенным человеком?

Не получится, – вздохнула я. – Это не подруга. Это моя сестра…

Вечером я рыдала у Мишки на плече. Он гладил меня по голове, как маленькую, и ждал, когда я успокоюсь.

  • Какой я, на фиг, пиар специалист, если не могу наладить отношения с собственной матерью и сестрой? Что происходит? Почему все, что я делаю, оборачивается против меня? Я не понимаю их…Что я делаю не так?

Что ты молчишь? – я размазывала слёзы по щекам и жалобно всхлипывала.

Я не мешаю тебе жалеть себя. Иногда это полезно.

А ты не хочешь мне ничего посоветовать? Или, в конце концов, меня пожалеть?

Не хочу. Советовать – глупо, ты знаешь этих людей в сотни раз лучше меня. Я могу сказать, как бы я поступил в этой ситуации, но не хочу, чтобы ты расценивала это как совет или руководство к действию.

А как бы ты поступил на моём месте?

С мамой – я бы дал ей время успокоиться и не баловал бы её звонками, замаливающими твою несуществующую, на мой взгляд, вину. Выдержал бы недельку. Пусть поймет, что оттолкнуть ребенка легко, а приблизить и сохранить его рядом – тяжелый труд, с которым она, увы, не справляется. Пока ты будешь выбирать тактику: «мамочка, прости меня за то, что ты меня ударила» – она будет продолжать бессознательно наносить тебе удары. Ну, это я образно выражаюсь, ты поняла меня… А в отношении Катерины… Мне кажется, здесь одно из двух: или у неё проблемы с психикой, или… она просто неблагодарная дура.

Не говори так, она моя сестра!

Извини, но я высказываю своё мнение. Имею на это полное право. Хватит реветь!

Не могу-у-у! Пожалей меня!

На жалость и сострадание можно подсесть похлеще, чем на самый сильный наркотик. Осторожнее с этим… Моё жаление проявляется в том, что я объясняю тебе, что расстраиваться из-за того, из-за чего ты плачешь, не стоит…

Да не нужны мне твои нравоучения, можешь ты хоть раз нормально посочувствовать? – разозлилась я. – Что трудно, что ли, сказать ни к чему не обязывающее «всё будет хорошо» или «милая, я с тобой»? Зачем эти философские трактаты? Что за манера: ты знаешь, что нужно мне, но делаешь всё так, как хочется тебе. Это не поддержка, это издевательство какое-то!

У тебя что, месячные скоро? Ты на людей беспричинно бросаешься?

Да ну тебя, – психанула я и ушла в ванную оплакивать свою неудавшуюся жизнь, огороженную стеной непонимания близких.

Источник: www.passion.ru

Поделиться с друзьями
Оцените автора
( Пока оценок нет )
LoveWithYou